Юджин О'Нил "Завещание и последняя воля одной очень достойной собаки"
Тао Хаус, декабрь 1940 года.
, Силвердин Эмблем О'Нил (известный в моей семье, среди друзей и знакомых просто как Блейми), сознавая, что бремя прожитых лет становится непосильным и конец мой близок, прошу донести до моего Хозяина мои последние волю и завещание.
Пусть Он узнает о них лишь после моей смерти, вспоминая меня в своем одиночестве и тогда, быть может, сохранит эти записки на память обо мне: после меня в этом мире останется не так много материальных предметов…
Собаки мудрее людей. У них нет такого огромного количества ненужных вещей, они не обременяют себя лишней собственностью. Поэтому им не приходится вместо сна по ночам думать о том, как все это сохранить или же, наоборот, приобрести то, чего еще нет. Вот и после меня не останется ничего ценного, разве что мои любовь и преданность. Именно их я и оставляю всем тем, кто любил меня: моим Хозяину и Хозяйке (они будут больше всех горевать обо мне), Фримену, который всегда был так добр, Син и Рою, и Вилли, и Наоми и…-- однако, если я продолжу список, у моего Хозяина, пожалуй, может получиться целая книга.
Наверное, на пороге смерти, которая обращает все живое в прах, мне не стоит так хвалиться, но я всегда был очень любящей собакой. Я прошу моих возлюбленных Хозяев помнить меня всегда, но не скорбеть обо мне слишком долго.
Всю мою жизнь я старался утешить их в печали и привнести радости в их счастье. Поэтому мне очень тяжело думать о том, что я, пусть и смертью своей, но могу причинить им боль. Я хочу, чтобы они знали, что благодаря их любви и заботе, ни одна собака на свете не жила столь счастливо, как я…
И вот теперь, когда я стар, глух и слеп, даже мой знаменитый нюх подводит меня. И глупый кролик может запросто перебежать дорогу прямо под моим носом, так что я и не узнаю об этом. Мне стыдно, мне обидно. И моя гордость заставляет меня попрощаться теперь, пока я все еще могу это сделать, пока моя слабость не станет еще большим бременем для меня и моих близких.
Мне жаль оставлять их, но не жаль умирать. Собаки не боятся смерти, как люди… Мы принимаем ее как часть существования, а не как нечто страшное и чудовищное, уничтожающее жизнь. Что может быть после смерти, кто знает? Хочется верить, что будет так, как мне объяснил один мой приятель, исповедующий магометанство. Существует Рай, где все вновь становятся молодыми и сильными, где дни текут своей чередой в окружении немыслимых хороводов гурий (прекрасных нимф), где кроликов, которые быстры, но не слишком (совсем как те гурии)—словно песка в пустыне, где каждый блаженный час – бесконечен, где длинными вечерами загораются миллионы костров, где тепло и уютно и можно щуриться на огонь, вспоминая былые славные дни, проведенные на Земле, и любовь своих Хозяина и Хозяйки.
И все же даже для такой собаки как я, ожидание подобного, пожалуй, было бы немного слишком. Но уж покой и мир, конечно, впереди. Мир и долгий отдых для старого сердца, головы и ног, и вечный сон в земле, которую я так любил…
Теперь, наконец, после всего сказанного -— лучшая часть. Я недавно услышал, как моя хозяйка сказала: "Когда Блейми умрет, мы не должны брать другую собаку. Я люблю его так сильно, как никогда не смогу больше никого полюбить". Но сейчас я прошу ее, во имя любви ко мне, сделать это. Никогда не иметь собаки—какая грустная дань моей памяти... Вдобавок это просто невозможно—я был таким важным членом семьи, что кто-то должен занять мое опустевшее место у семейного очага. Да они просто не смогут жить без собаки!
Я ведь никогда не опускался до ревности. И всегда полагал, что большинство собак довольно неплохи (и один кот—тот, черный, которому я разрешал делить со мной вечерами мой коврик, дурной нрав которого всегда терпел, и с которым, в минуты сентиментального настроения, даже иногда позволял себе поиграть).
И все же одни собаки, конечно, лучше, чем другие. Думаю, именно таким должен стать мой преемник. Навряд ли он будет так же породист и хорошо воспитан, красив и благороден, каким был я. Но ведь мои Хозяин и Хозяйка не станут требовать от него невозможного. И он, я уверен, будет стараться, а его невольные недостатки и постоянное сравнение в мою пользу, в свою очередь, не дадут им забыть обо мне.
Именно ему я завещаю мой ошейник и поводок, и мои пальто и плащ, сшитые на заказ у Hermes в Париже в 1929 году. Пусть он никогда не сможет носить их с тем достоинством, которое было присуще мне, важно вышагивающему по Вандомской площади или Парковой авеню, когда все вокруг останавливали на мне свой восхищенный взгляд .
Что ж из того… Не сомневаюсь, он сделает все возможное, чтобы не казаться жалкой провинциальной собакой. Здесь, в поместье, он сможет доказать, что вполне достоен своего предшественика. Например, он сумеет ближе подкрасться к кролику, чем я в мои последние годы. Поэтому, несмотря на все его промахи, моей последней волей завещаю ему все то счастье, которое ждет его в моем старом доме.
И последнее Слово Прощания.
Дорогие Хозяин и Хозяйка, когда бы вы не пришли навестить мою могилу в память о моей долгой и счастливой жизни с вами, скажите с печалью, но и с радостью воспоминаний, хранящихся глубоко в ваших сердцах: «Здесь лежит тот, кто любил нас и кого любили мы».
Как бы не был глубок мой сон, я обязательно услышу вас. И не во власти смерти будет помешать моей душе в ответ благодарно вильнуть хвостом.
Перевод с английского Елены Максименко.
